«Польский вопрос»: отголоски на Севере

Как известно, одним из инициаторов учреждения этого дня была Польша. И не случайно, ибо любой аспект ее внешней политики — будь то отношение к событиям в Чечне, к российско-грузинскому конфликту, расширению НАТО, размещению объектов ПРО — имеет антироссийский характер. И он проявляется не только в заявлениях. Так, видимо, скоро вблизи польского Слупска появится материальное воплощение недружественных замыслов — нацеленные на Россию американские ракеты.
Объясняя этот факт, неуспокоившиеся антисоветчики-антикоммунисты (типа Сванидзе) утверждают, что Польша вызвалась разместить ракеты только потому, что не забыла о «пакте Молотова — Риббентропа». И, не имея никаких враждебных намерений, лишь желает обезопасить себя. А еще оставшиеся кое у кого антироссийские настроения тут ни при чем, так как они были вынужденной реакцией на политику насаждения коммунизма. Ныне же, мол, никаких причин для их сохранения нет.
Усомниться в правоте этих слов, а затем убедиться, что в Польше по сей день сильны антироссийские настроения, меня побудили беседы с польским аспирантом.
С Анджеем (назову его так) сразу установились дружеские отношения. Этому, видимо, способствовали его общительность, приветливость и дружелюбность, отличное знание русского языка. Вероятно, сказались и общие славянские корни. В общем, он выгодно отличался от других приезжавших поработать в архиве иностранцев.
Как раз эти хорошие отношения и, как оказалось, давно зревшее желание Анджея высказать все, что думает о России, причем высказать именно русскому, и позволили мне понять умонастроения представителя того слоя польского общества, которое в значительной мере влияет на политику страны.
Впрочем, не только умонастроения, но и трактовку истории отношений между нашими странами. А какова она, можно судить, например, по тому, что при разговоре о Смутном времени Анджей поправил меня: «Не Лжедмитрий, а царь Димитрий».
Безусловно, у поляков свой взгляд на крайне болезненные для их национального самосознания события — разделы страны в 1772, 1793 и 1795 годах между Австрией, Пруссией и Россией. И хотя прошло уже более двух веков, обида на Россию очень сильна. Впрочем, не только обида, но и неприязнь к русским как нации в целом.
Полагаю, нельзя сказать, что обида безосновательна: русские войска трижды — в 1794, 1830—1831 и 1863—1864 годах — подавляли польские восстания,— тысячи поляков были отправлены в сибирскую и северную ссылку, в том числе в Архангельскую губернию. Более того, из найденных в областном архиве документов явствует, что вслед за подавлением последнего восстания планировалась депортация поляков в нашу губернию. Правда, из-за бездорожья и отсутствия средств на создание лесных поселков от этого плана отказались.
Вероятно, более обидными, чем силовые меры, были словесные оскорбления, которыми грешила дореволюционная российская консервативная пресса. Так, при Александре III поляков в газетах порой называли «западно-русским племенем», которое, «предав православие, заблудилось в католических дебрях». Конечно, эти слова унижали
национальные и религиозные чувства. Еще более оскорбительными были выходки черносотенной прессы при Николае II.
Естественно, обида копилась, росла неприязнь к русским, и они, безусловно, усилились после заключения упомянутого пакта 1939 года. И их я чувствовал не столько из слов Анджея, сколько из его интонаций, порой горячности. Но при этом он пытался быть корректным: польско-русские войны называл польско-царскими, польско-советскую войну 1920 года — польско-большевистской. То есть хотел сказать, что поляки воевали не с русским и советским народом, а с режимами. Но при этом отрицал факты агрессивной сущности польской интервенции начала XVII века и расправы над пленными красноармейцами после войны 1920 года. В общем, все военные действия своей страны называл сугубо оборонительными, а лавирования правителей Польши (даже заигрывание с Гитлером) всегда оправданными.

В итоге, как я понял, цель внешней политики Польши во все времена одна — ослабление восточного соседа. И не важно, как он называется: Российской Империей, сталинским Советским Союзом или путинской Россией. Ибо царское самодержавие, сталинский коммунизм и нынешний режим — мол, это всего лишь изменяющиеся во времени формы, которые принимает соседнее государство для достижения гегемонистских целей, и прежде всего подчинения Польши.
Когда же я поинтересовался, неужели не было периода, когда Россия представлялась в сколько-нибудь выгодном свете, он сказал, что лишь при Ельцине. То есть когда была крайне слаба. Кстати, заметил Анджей, они очень боялись избрания в 1996 году президентом Зюганова: «Восстановив СССР, он вновь подчинил бы Польшу». Мои доводы, что у России на это не было сил, а у лидера коммунистов — подобного плана, его не убедили. И тут нельзя не сказать, что для создания за рубежом пугающего образа Зюганова, а значит, для поддержки Ельцина, в том числе финансовой, «славно» потрудились все те же наши антикоммунисты, которые, стращая коммунистической угрозой, предъявляли в качестве доказательства опять же «пакт Молотова — Риббентропа». И тем самым упрочили за рубежом негативный образ страны, по поводу устойчивости которого часто сетуют наши ведущие политики (вплоть до президента), вылетевшие, кстати, из одного с антикоммунистами идеологического гнезда.
И именно из-за этого образа и известных настроений думающие поляки считают: хорошо все то, что плохо для соседа. Отсюда восторг по поводу неудачи ГКЧП и запрета КПСС, развала СССР и расстрела Белого дома, одобрение действий чеченских сепаратистов, желание как можно дольше видеть на посту Ельцина, поддержка Саакашвили и Ющенко, учреждение вышеупомянутого «общеевропейского дня» и даже радость в связи с неудачами наших спортсменов. В общем, используя рекламный штамп, можно сказать: антикоммунизм, антисоветизм, русофобия и, если можно так сказать, антирусизм — все это находится в одном флаконе. Поэтому более чем наивными кажутся былые уверения наших демократов, что антироссийским настроениям в Польше придет конец сразу после победы антикоммунистических сил в России.
Упомянув о Ющенко, скажу о нотках, звучавших при разговоре об украинцах. Они были другими, чем при беседе о русских или немцах. Ибо вместо обиды порой проступали высокомерие и еще что-то — хуже неприязни. Высокомерие объясняется, видимо, тем, что ранее украинские земли входили в состав Польши, а украинцы были подвластны полякам. А причину иных ноток следует искать во фразе: «Русских и немцев хотя бы можно понять: подчиняя Польшу, они выполняли предписанные их идеологиями планы. А вот злодеяния украинцев идеологией объяснить нельзя». Здесь Анджей имел в виду зверства украинских националистов на этнически смешанных территориях, где вырезались целые, включая младенцев, польские семьи. Происходило это как до войны, так особенно при фашистской оккупации. Причем не только в Западной Украине. Но сей факт и даже признание, что в 1939 году красноармейцы так не поступали, не поколебали убеждения, что, поддержав украинских «оранжевых» (по сути тех же националистов), Польша поступила правильно: «Избрание Ющенко навредило России, ужало зону ее влияния».
Но этот ответ не повлиял на наши отношения в личном плане, то есть в вопросах, не касающихся истории и политики, Анджей забывал о веками пополняемом антипатиями «флаконе» и был все так же дружелюбен. Более того — приглашал в гости. А недавно прислал сувенир.
В заключение скажу, что кроме впечатлений я получил и полезный урок, как надо относиться к своей стране, оправдывая исторической необходимостью любой зигзаг ее политики, не черня, а, наоборот, ревностно защищая действия бывших руководителей. И не обращать при этом внимания на мнение соседей, так как все они, по крайней мере в прошлом, недруги.
Видимо, в закрепление этого урока Анджей, уезжая, подарил карту Польши, где включенными в ее состав вместе показаны и ныне литовские, белорусские, украинские земли, и отторгнутая от Чехословакии после Мюнхенского сговора Тешинская область, и часть Восточной Пруссии, кстати, подаренная полякам в 1945 году Сталиным. Но даже этот факт не мешает им уравнивать политику нашей страны и преступления фашизма, для чего, собственно, и учреждается так называемый «общеевропейский день».

P.S. На днях с опозданием ознакомился с газетой «Единый мир» (№ 1 за 2009 г., издание Совета национальностей Архангельской области), где нашел содержащееся в воспоминаниях поляка словосочетание: «советские выродки». Думаю, легко представить, какая была бы шумиха, какие бы обвинения услышал редактор польской газеты, если бы поместил без опровергающего комментария принадлежащее русскому, созвучное, но с заменой слова «советские» на «польские», оскорбление. Пусть и относящееся к далеко не лучшим согражданам. У нас же выпада никто даже не заметил...