Катынь-2

А ведь мы росли в то время, когда факт массовых репрессий по отношению к полякам, оказавшимся в советском плену в результате освободительного похода Красной армии на Западную Украину и Западную Белоруссию в сентябре 1939 года, если не отрицался, то ставился под сомнение. Я впервые прочитал о катынской трагедии лет в 18 в книге английского журналиста Александра Верта «Россия в войне 1941—1945 годов». Популярный британский публицист, который едва ли не всю войну прожил в Москве, полностью принимал относительно Катыни советскую версию: мол, там не русские расстреливали поляков, а немецкие фашисты — советских людей.
Но старшее поколение помнит другие факты. Мой отец вспоминает, как в лагерях, окружавших мои родные места на реке Свиди в Каргопольском районе в конце 39-го (ему было тогда 11 лет), появилось множество поляков. Он не мог в этом ошибаться, так как мой дед Федор Алексеевич до ухода на фронт в 41-м работал в одном из лагпунктов продавцом. Остатки этого лагеря сохранились до наших дней. Он назывался почему-то Четвертое, название лагеря впоследствии досталось здешней рыбацкой тоне. А поляки с Четвертого внезапно исчезли. И это было до того, как в СССР формировалась армия генерала Андерса, который предпочел вывести свое воинство из воюющей страны через Иран, а не драться рядом с русскими против фашистов.
Однако польские войска все же сражались бок о бок с нашими. Только произошло это позднее, когда Советская армия вступила на территорию сопредельного государства. Мой первый редактор Витольд Александрович Хромов вспоминал, что его из-за имени, данного в эпоху безбрежного интернационализма, даже приглашали в эту Гвардию Людову.
Значение Польши всегда было велико для советского блока. В Европе она была вторым после СССР по площади и численности населения социалистическим государством. Не случайно оборонный союз соцстран был заключен именно в Варшаве. Автору этих строк в пору работы в Архангельском телерадиокомитете как-то довелось председательствовать на саммите группы зарубежных журналистов. И, подражая Брежневу, что ли, я вслед за председателем нашего комитета предоставил слово поляку.
При Горбачеве и Ельцине завеса вокруг трагедии в Катыни спала. Польской стороне были принесены государственные извинения, переданы соответствующие документы. Однако были ли ею верно оценены эти шаги? Вряд ли, поскольку при президентстве Леха Качинского (а ведь его брат-близнец Ярослав был премьер-министром Польши, пока с треском не проиграл на выборах Дональду Туску) отношения двух стран скатились, можно сказать, к нулевому уровню. Мы постоянно сталкивались с новыми всплесками антисоветской и антироссийской истерии, где нашей стране всякое лыко ставилось в строку — от войн Ивана Грозного со Стефаном Баторием до современного газового проекта. Не очень-то ценят в современной Польше тот факт, что за ее освобождение в годы Второй мировой войны погибли 600 тысяч советских воинов. Да, Сталин вернул Советскому Союзу западные области Украины и Белоруссии. Но ведь и Польша получила от него изрядное территориальное приращение — Силезию, поморские земли. Помнится, во время ночной поездки из Бреста в Прагу я проснулся, когда наш автобус пересекал какую-то реку. Оказалось, что это был Одер в городе Вроцлаве. Теперь весну на Одере (помните знаменитый роман Эммануила Казакевича под таким названием?) встречают поляки.
Катынская встреча Путина и Туска, казалось, вселяет надежду на преодоление кризиса в отношении двух стран. А какими будут политические последствия авиакатастрофы под Смоленском? Российские официозные СМИ говорят о жертвах катастрофы с подчеркнутым пиететом. Если польская сторона будет по-прежнему выливать ушаты помоев на нашу страну и ее армию, то нужно ли это делать?