Он, кстати, и раскинулся под моим городским окном. Если перегнуться через лоджию, посмотреть вниз, можно увидеть свое отражение. Но зачем мне смотреть на себя? Лучше погляжу на дикого селезня, который в легких сумерках прямо перед моими глазами бултыхается в мутных волнах. У него темно-зеленая голова, светло-зеленый клюв. Вокруг шеи белая оторочка, словно тонкие бусы. Оперение по бокам коричнево-серое, в середине спинки серо-сине-зеленое. Красивый селезень.
— Прилетел? — спрашиваю. — А где же те двадцать серых уток, которые всю осень гуляли под окнами нашего дома?
Он тихо покрякивает. Повествует на своем птичьем языке. Мол, перелет на юг и обратно был длинным, тяжелым. Его переносят не все птицы, только самые сильные. И я понимаю: у пернатых, как и у людей, свои проблемы.
Я бросаю в воду кусочки хлеба. С восточной стороны неба сверкают молнии. Идет гроза. Вторая за нынешнюю весну, вернее — за последние два дня. В воздухе влажно. Накрапывает дождь. В молодом ивняке, который тянется из болота, тревога. Селезень поднимает над водой свою красивую головку. Внимает кряканью издалека. В следующее мгновение он уже в воздухе. Летит, впрочем, так низко, что кажется, бежит, распластав крылья.
Гремит гром. Я еще недолго любуюсь грозой и закрываю окно.
А на следующее утро деревья стояли будто в легкой зеленой паутинке. Перед окнами раскинулся уже не пруд, а река. Наш дом напоминал берег.