Офицер-подводник, освоивший и получивший допуск на управление практически всеми атомоходами второго и третьего поколения, осуществивший более 200 ракетных и торпедных стрельб, вот уже почти десять лет живет вдали от моря — в Орловской области. Живет, можно сказать, безвыездно. Вначале не отпускала работа в городской администрации, а потом...
— Теперь я живу как море. Неделю, вторую оно бушует, даже в ярости стихии оставаясь прекрасным. То замирает в штиле. Облака на его глади купаются, солнце золотится. Красиво! Не каждому такое доводится видеть. Чаще всего морякам, — рассказывает Леонид Михайлович, с которым мы встретились в Северодвинском военно-морском госпитале в отдельной уютной палате. — Приехал в гости к дочери и заодно решил пройти обследование. Для своего возраста чувствую себя неплохо, но на службе схватил приличную дозу радиации. Прошел курс лечения, признали выздоровевшим. Но с годами эта доза очень даже может сказаться. Годов же с той поры минуло, считай, более тридцати.
Дальше эту тему адмирал развивать не стал, а переключился на то, как однажды он обеспечивал паломническую поездку на Соловки патриарха Московского и всея Руси Алексия II.
Приличных покоев для предстоятеля Русской православной церкви в Соловецком монастыре, по словам Леонида Михайловича, не было. И тогда он решил предоставить патриарху свой командирский катер «Беломорец», благо визит состоялся в начале августа. Катер перегнали на Соловки, и он на четыре дня стал резиденцией Святейшего. На нем он ночевал, трапезничал, а в основном все время проводил богослужения.
— Патриарх сказал мне, чтобы я присутствовал на всех трапезах, и даже указал место, которое никто, кроме меня, не занимал, — рассказывает Леонид Михайлович. — Для меня общение с Алексием II стало незабываемым. Особенно его взгляд — такой пронзительный. Я почти убежден, что эта встреча в моей жизни стала в какой-то мере судьбоносной. А слова, сказанные патриархом, помогали мне в самых трудных ситуациях: и на испытаниях подводных лодок, и на берегу.
Заметив мое внимание к интерьеру, хозяин палаты не без юмора поведал, как его, комбрига, боевого начальника командиров строящихся атомоходов, береговая должность за-ставила стать хозяйственником. А дело было так. Бригада переезжала в новый военный городок, построенный военными строителями. В зданиях, считай, только стены и окна да наводящие тоску однотонно покрашенные стены.
— На фоне других военных городков вид у моего, хоть и нового, прямо скажем, был удручающий, — вспоминает адмирал. — А проверяющие постоянно в актах отражают нашу казарменно-кабинетную серость. Мы, отвечаю таким, люди военные и свободные, поэтому будем делать то, что нам скажут. Они в ответ тоже улыбаются, но стоят на своем.
Сели мы с моим заместителем, капитаном II ранга Михаилом Ивановичем Скрипко и крепко задумались: где взять деньги на обустройство? Расчетный счет на эти цели бригаде не положен. У начальника морской инженерной службы очередь на год вперед, да и материалов приличных нет — краска да шпатлевка. Пошли мы тогда к директору Севмаша Просянкину. Мол, так и так, Григорий Лазаревич, выручай. Надо городок обустраивать, денег взять неоткуда. А ведь наши матросы и старшины, бывает, неделями таскают тяжеленные тросы при размагничивании ваших судов и еще не сданных флоту подлодок. Нельзя ли за эту работу нам деньги на ремонт от завода выделить? Другого выхода у нас нет.
По распоряжению Просянкина заводские финансисты открыли для бригады кредитную линию в виде различных стройматериалов. Ну и развернулась «стройка века»! Памятуя, что лучшим подарком своему преемнику (уже в открытую поговаривали о моем назначении командиром военно-морской базы) будет отлично обустроенный служебный кабинет, я, разумеется, не забыл и про рабочий уголок моего служебного мира. Моему примеру последовал и Скрипко.
Командиром военно-морской базы в ту пору был вице-адмирал Владимир Васильевич Мочалов —
военачальник с чутьем художника. Приходит в очередной раз и говорит: «Показывай свои хоромы». Показал. Он похвалил, но предостерег: «Больше никаких излишеств. Когда полгода назад приезжал главком, то прошелся по штабу, а на прощание пошутил, мол, у вас, Владимир Васильевич, служебный кабинет лучше, чем мой московский. Как бы и ты не получил от главкома такую оценку». И как в воду глядел.
Через некоторое время главком Горшков Сергей Георгиевич в очередной раз приехал в Северо-двинск. После встречи с директорами заводов заехал в мою бригаду. Похвалил бытовые условия личного состава, порядок в военном городке, ассортимент в магазине, меню в столовой, обустроенный клуб, учебные мастерские. Потом собрал в моем кабинете командиров строящихся подводных лодок и поставил задачу всеми силами выдерживать график передачи новых кораблей флоту.
Перед отъездом, прежде чем сесть в машину, он с хитрецой пожурил меня: «Что за мода такая у вас в «Беломорке» пошла — оборудовать служебные кабинеты лучше моего московского?» И уже серьезно добавил: «На Севере служба трудная. Надо, чтобы офицер на службу, как на праздник, спешил. Так что хвалю». Пожал руку и уехал.
Судьбы у кораблей, как и у людей, разные. У одних — овеянные славой и почестями, другие погибают в пучине в самом начале своей боевой биографии. Испытаниями АПЛ «Комсомолец» руководил контр-адмирал Сальников. Завод должен был передать корабль флоту до конца года. Но из-за недоделок Севмаша испытания начались с запозданием.
— Времени в обрез: на календаре осень, — вспоминает те ходовые испытания Леонид Михайлович. — Пришли на глубинную часть Белого моря. Даю команду к погружению. Лодка не слушается. И так несколько раз. Сам сел за рули и дал машинам чуть ли не полную нагрузку. Лодка стала погружаться. Заглубились и стали маневрировать. Все нормально. Так день-второй: погружение-всплытие, доклад оперативному. И вдруг — ЧП! При очередном всплытии произвольно отделилась самовсплывающая камера (СВК) и затонула.
Пришла беда — отворяй ворота. Еще одна напасть: на месте якорной стоянки под самыми винтами обнаружился металлический трос. Лодка оказалась зажатой между берегом и открытым морем, как в капкане. Вода ледяная, кто полезет? Но один доброволец нашелся. Надел гидрокостюм с теплым бельем, взял в руки ножовку по металлу и с привязанным к телу тросом спустился за борт — поплыл к виднеющемуся под водой железному канату.
Перепилил. Трос ушел на дно, а офицер-доброволец так обессилел, что сам плыть уже не мог. Мы его подтянули к борту, подняли и с трудом протиснули через рубочный люк. Выпил наш спаситель стакан спирта, отоспался и даже не чихнул после такой ледяной купели. По сей день жалею, что не представил парня к боевой награде. Тогда такое не поощрялось. А ведь он винты спас, на изготовку которых времени требуется — год, финансов — сотни миллионов рублей.
Водолазы затонувшую СВК не нашли. Пришлось вернуться в базу ни с чем. Поскольку часть испытаний можно продолжать и без СВК, то заводчане сварганили конструкцию, похожую на крышку СВК, установили ее над рубочным люком, и мы побежали на мерную линию продолжать испытания в надводном положении.
Когда эта часть программы была завершена, попросил по радио у председателя госкомиссии разрешения провести пробное погружение на 20 метров без СВК. Для подстраховки поставил одного из представителей завода пона-блюдать, не будет ли протечки рубочного люка СВК. Докладывает, мол, в отсеке все сухо, не капает. Погружаюсь на 50 метров — та же картина. «Ныряю» на 100 — все в порядке! Короче говоря, без СВК мы провели все положенные программой подводные испытания и вернулись на завод героями. Заводчане поставили на подводный крейсер новую СВК, и до Нового года корабль был передан флоту.
На мой вопрос, не собирается ли Леонид Михайлович написать книгу воспоминаний, адмирал ответил: «Такая книга уже существует. Она виртуально написана и, надеюсь, живет в памяти корабелов, офицеров, с которыми я служил, директоров оборонных предприятий Северодвинска, генеральных и главных конструкторов, участников единственной в мире залповой ракетной стрельбы «Бегемот». Впрочем, люди мы военные и свободные, так что будем делать то, что нам скажут», — и улыбнулся с тем приветливым выражением лица, которое до сих пор помнят его бывшие сослуживцы.