Шел 1946 год. Мы ходили в русскую школу, быстро научились говорить по-литовски. В нашем классе училось много ребят, которые вместе с матерями побывали в плену. Мы тогда до конца не осознавали, что такое плен, немцы, хотя на нашем чердаке ютились немки, пока не отправленные после войны в Германию. Мы забирались к ним, носили еду, о чем-то болтали, за что и доставалось от бабушки...
Знакомый папы дядя Коля служил за Неманом, где были лагеря для пленных немцев. Мы с папой ездили в те места. Немцы перемещались по лагерю свободно, столярничали, общались с нами, гладили нас, малых, по головке. Иногда дядя Коля приезжал по делам в Каунас, приходил к нам с немцами, но бабушка «фрицев» не впускала, называла «иродами», однако совала им, сидящим на крыльце, в руки еду.
Врезался в память случай. Я училась в четвёртом классе. В дверь позвонили. Выхожу — на пороге два брата, мои одноклассники, которые вместе со своей матерью тоже попробовали вкус вражеского плена: Мишке 14 лет, Ваське 11. Оба с протянутой рукой, просят хлеба. Не ожидали увидеть меня, бросились бежать: наверное, было больно и стыдно. А утром у школы меня поджидал Мишка. Он поднес кулак к моему носу и пригрозил: «Скажешь кому про Ваську — побью. А я ухожу из школы, пойду работать». Мне стало их жалко до боли... Со мной еще училась хорошая девочка Лида Гладкова — с необыкновенной грустью в глазах, она болела туберкулезом и тоже побывала в плену.
Я иногда перебираю старые фотографии. Щемит сердце. Где они, эти дети войны?
Эмилия НИКОЛАЕВА (ул. К. Маркса, 25)