О 25-летнем юбилее, и не только…


Уважаемый Николай Николаевич! Я не знаю, какой Вы в жизни. Но, как сотни читателей, вижу Вас через призму публикаций в «Северном рабочем».


Даже материалы других журналистов, с их индивидуальностью, неповторимым стилем, — это прежде всего Вы — главный редактор.

Газета — это моя жизнь», — написали Вы однажды. Поверьте: Ваша многолетняя преданность своему делу трогает до глубины души. С какой любовью надо было мотыжить свой — журналистский — участок, чтобы урожай с него был десятки лет желанным для множества людей. Людей разных взглядов, возрастов и разного социального опыта.
Вы не выдумываете темы специально — Вы их видите, потому что они — рядом. Ваши публикации — всегда позиция. С ней можно соглашаться и не соглашаться. Все зависит от умения и желания читателя балансировать между властью и выживаемостью.
Самые активные в обсуждении тем — люди старшего поколения. Эти люди вынесли из своего времени понятия о чести и долге. Для них, познавших мудрость, не существует ни чинов, ни званий. Им все равно, кто ты и что. Они давно живут и говорят все, что считают важным и правильным.
У читателей самого продуктивного возраста причин не быть активными — пропасть. Одним все равно: у них все есть. Другим неко-гда: удержать бы семью на плаву. Третьим — страшно: приклеят ярлык, уволят с работы, отыграются на детях и внуках. Или — подстерегут в подъезде. Подленько так. Исподтишка. Как поступили когда-то с Вами.
Наверное, именно поэтому в поздравлениях в Ваш адрес 14 мая 2012 г. — в честь четвертьвекового пребывания на посту главного, четырнадцатого по счету, редактора газеты — будет присутствовать горчинка. Совершенное 28 июня 2005 г. против Вас преступление — бандитское нападение в подъезде дома — так и осталось нераскрытым.
Вы вели себя достойно: не истерили бесконечно все эти годы со страниц газеты о факте с такими тяжелыми для Вашего здоровья последствиями. Но редкие вкрапления в публикации — «левый глаз пришлось удалять», «переломы обеих челюстей и правой кисти» — царапали душу неравнодушного читателя.
Горько, что редактор газеты, которая часто становится послед-ней инстанцией, на которую читатели возлагают надежды в решении своих проблем, остался незащищенным.
По поводу этого преступления в публикации Н. Трофимовой «Пять лет — ответов нет» от 28 апреля 2010 г. есть строки: «...дело перешло в разряд «глухарей». А у потерпевшего есть основания предположить, что это произошло не без соответствующего отношения сотрудников правоохранительных органов».
Моя история тоже «об отношении сотрудников...». И тоже семилетней давности.
Хочу сразу сказать: мне неинтересно мнение людей, которые думают, что прошедшие со дня трагедии годы что-то меняют. Этим людям незнаком ужас потери. Мне уже неинтересна реакция правоохранительных органов, как неинтересны их отчеты с высоким процентом раскрываемости преступлений, интервью «о новых горизонтах полиции», официальные ответы типа «В действиях сотрудников нарушений не установлено», ведение диалогов на примитивном уровне «сам такой».
Важно мнение обычных законопослушных граждан, которые в трудные минуты своей жизни увидели в поведении сотрудников правоохранительных органов даже не столько отклонение от норм закона, сколько отклонение от норм морали.
Эта история — один из самых беспросветных периодов в моей жизни. Однажды муж ушел и не вернулся. Сначала отсеялись знакомые, участвующие в поисках, потом — родственники. Я никого не осуждала: трудно неделями ощупывать руками каждый метр окрестностей города.
Во время поисков обнаружили в реке человеческие останки. Заявили в милицию, показали место. Пережили весь ужас при извлечении того, что раньше было человеком. «Может быть, и его кто-то ищет и ждет. Спасибо вам». «Оперативники» — во главе с капитаном милиции А. — не произнесли эту фразу. Они не знают таких слов.
Для составления протокола о той страшной находке меня вызвал участковый.
— Что это вы для прогулок выбираете такие места? — начал он с лукавой улыбкой.
— Вы не знаете, что с вашего участка пропал человек?
Мой вопрос поставил его в тупик. Действительно: а зачем ему об этом знать?
Официальный ответ на мое заявление об исчезновении мужа содержал убедительное заверение о проведении «оперативно-розыскных мероприятий». Первая же моя попытка узнать у представителя правоохранительных органов о результате указанных «мероприятий» навсегда похоронила надежду на помощь. Развалившись на стуле, явно страдая от безделья, далеко не рядовой сотрудник милиции К., подняв вверх указательный палец, многозначительно изрек: «А вы знаете, что значит «оперативный»?» Помолчав, добил ответом: «Это значит: секретный».
Тело мужа обнаружил житель города. Зафиксировал. Позвонил в милицию. Подробно описал место. Зря. Надо было сразу — а не на следующий день — взять «профессионалов» за руку и через полчаса уточнить: «Вот здесь. Видите?»
Однажды родственница мужа при встрече спросила: «Помнишь? У меня при этих воспоминаниях начинают шевелиться на голове волосы...»
Конечно, помню. Мы сидим в кабинете и.о. дознавателя УВД капитана милиции А. Вот сейчас — после сорокадневных поисков — я должна увидеть на мониторе компьютера мертвое тело родного человека, с которым вместе — не один десяток лет... В кабинете — оглушительная тишина. Напротив — пустые глаза капитана. Я нико-гда не видела таких глаз. Вот он достает газету, расправляет на столе. Сгибая, тщательно проводит по сгибу согнутым пальцем, аккуратно отрывает газетные квадратики. Вот их уже целая стопка. Он бережно сворачивает кулечек и, смачно сплюнув в него, отправляет в урну. Потом сворачивает следующий...
Интересно, есть ли в жизни таких капитанов родные люди?
В кабинет входит оперуполномоченный М. Это он не мог — по подробному описанию места — обнаружить тело. Но сейчас М. сам себе очень нравится и даже не замечает, как бездарно играет роль киношного опера. На мой вопрос: «Расскажите, как?..» — цинично цедит: «Ещё чего...»
Значительно позднее мне «посчастливилось» увидеть этого опера еще раз. В кабинете его начальника. Я смотрела на него — жалкого, суетливого — и в памяти почему-то всплывали слова главной героини рассказа А.П. Чехова «Дама с собачкой», сказанные ею о своем муже: «Я не знаю, что он делает там, как служит; я знаю только, что он — лакей».
В морг на опознание в тот день капитан милиции М. с нами не пошел. Да, он так и сказал: «Вообще-то у меня там сегодня нет никаких дел».
После похорон много еще чего мне предстояло. Подписала в одном из кабинетов прокуратуры задним числом составленный протокол опознания. Самостоятельно нашла человека, обнаружившего тело мужа. Задавала ему, совсем еще молодому, вопросы и жадно слушала его ответы, пропитанные тремя великими «со»: сочувствием, соучастием, сопереживанием.
Наверное, в системе правоохранительных органов есть настоящие профессионалы, которые знают про «эмоциональное выгорание» в профессии не только теоретически. Мне не повезло встретить таких. А те, о которых я рассказала, успешно прошли аттестацию и скорее всего пошли на повышение — теперь уже в полиции.
К счастью, природа не наградила меня чувством мстительности и безграничной злобы. Но лица и фамилии этих сотрудников я хорошо помню. И буду помнить. Потому что забыть — значит простить.
Екатерина ЛЯПУНОВА
(координаты в редакции)

Подготовить к печати Подготовить к печати

Статья: О 25-летнем юбилее, и не только…
Дата публикации: 11 мая 2012

Автор(ы): Администратор   (сайт автора)
Кол-во статей у автора - 3373
Рубрика статьи: Письма

 

Комментарии закрыты

РЕКЛАМА




Создание сайта
mArtMedia