Зорко одно лишь сердце…


Мы — соседи. Он верит в Бога, ходит в церковь и собирается стать священником. Он угловатый, несовременный, всегда восторженный, смущенный. У него удивительные глаза — василькового цвета, глубокие и грустные. Моя мама называет его Пьеро. По-моему, очень точно!


Что общего может быть у меня, огневушки-поскакушки, с этим тихим человеком? Тем не менее мы просиживаем вместе целые вечера, беседуем. О чём? О литературе, о жизни, о прошлом. Каждую вторую тему он сворачивает на разговор о Боге. Сначала меня это раздражало и казалось страшным занудством, потом я поняла, что Бог для него — самое дорогое на свете, а самым дорогим всегда хочешь поделиться.

Наша дружба началась с того, что я взялась писать курсовик по истории церкви, а он вызвался мне помогать. Я тоже считаю себя верующей, бываю в церкви. Недавно, перечитывая свой дневник, нашла в нём такие слова: «Церковь — это единственное место, где я ощущаю полное душевное равновесие». И это действительно так. Но как моя вера не похожа на его!

Кажется, я ему нравлюсь. Как неловко уворачивается он от шутливых намеков моей старшей сестры, а на следующий день опять приходит и сидит до позднего вечера... «Матушка», — дразнит меня сестра, и от этой шутки мы обе хохочем до слёз.
***
Осень. Он учится в семинарии. На мне яркая куртка, моднейшие брюки, а из-под элегантной шляпы вьются старательно накрученными локонами длинные волосы. В Лавре на меня все оборачиваются. Как он рад встрече и как идет ему новенький черный семинар-ский китель! Быстро и дипломатично выводит меня за пределы монастыря. «Какой на тебе наряд!» — «Не нравится?» — «Очень нравится, но в Лавре этого не поймут». Лицо мое удивленно вытягивается: «Почему?!..»

Бродим по заброшенному парку. Старые качели-лодочки удивительно хорошо вписываются в золотое великолепие осени.

— Покачаемся? — неожиданно предлагает он.
Огненные деревья, серое небо, пруд, монастырские стены — все несется вихрем. Полет — вот свобода, вот блаженство! «Видел бы меня владыка ректор!» — смеется он.

***
Мы прогуливаемся вдоль стен Лавры погожим осенним вечером.
— Слушай, я, похоже, запуталась в своих религиозных исканиях. Почему надо все заузить — ведь все религии, по большому счету, говорят об одном и том же?
— Если смотреть на христианство как на свод нравственных правил...
— А как же еще можно смотреть?!
— А ты крестись — и узнаешь, — он приумолк. Потом продолжил: — Христос — это и есть христианство. Христос, а не абстрактные правила. Вот мы с тобой в жизни сколько встречаем людей. И только один становится дороже других — словно половина тебя. Почему именно этот человек, почему именно его полюбил, ему поверил? Почему? Не знаю. «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».
Зорко одно лишь сердце...

***
День моего крещения был серым, по-настоящему зимним. Вот и храм — маленький, сельский, деревянный, уютный. Крещаемых — человек десять — от мала до велика. «Во имя Отца. Аминь. И Сына. Аминь. И Святаго Духа. Аминь». Стою среди других, твержу как заклинание: «Вот теперь я христианка», — и ничего! Мне все кажется, что батюшка произнесет какое-то последнее, самое важное «аминь» — и я почувствую, что стала совсем другой. Пытаюсь вглядеться в себя... Нет, все та же. Как-то даже обидно.
Иду на остановку. У церковной ограды маячит зеленый платок. «Помоги, дочка!» — говорит бабушка... И я вдруг замечаю, что и губы, и руки у нее совсем синие от холода...

***
Раннее воскресное зимнее утро. Надеваю единственную в моем гардеробе юбку до пят, повязываю на голову платок. «На кого ты похожа?!» — смеются родители. Сегодня он ждет меня, значит, вперед — в холодной электричке мимо заснеженных деревень до Сергиева Посада, а там по скрипучему искрящемуся снегу прямо к Лавре. Жизнь в Лавре подвержена какому-то своему ритму, проникнута особой атмосферой. Попадаю вовнутрь, и носки ног автоматически сводятся вместе, глаза — долу, мелкой семенящей походкой направляюсь к нему. «Ну ты совсем как настоящая матушка!» Я сияю: хочется быть хоть чуть-чуть причастной этим соборам, этому звону, этой новой, еще непонятной, но почему-то манящей жизни. Она больше не кажется мрачной.
Многое было пережито, передумано, перечувствовано этой снежной зимой. Потом была первая исповедь, первый Великий пост, первая — настоящая Пасха.

***
Май. Сижу у открытого окна не в силах оторваться от весеннего аллегро. Вновь и вновь не дают покоя «Стихи Юрия Живаго»:

И та же смесь огня и жути
На воле и в живом уюте,
И всюду воздух сам не свой...
Звонок в дверь. На пороге — он в какой-то малороссийской белой рубашке с вышитым орнаментом. «Прямо как жених, только цветов не хватает», — усмехнулась я в душе. Миновал час, другой. Вот сейчас допьет чай и начнет прощаться... «Да, кстати, я хотел тебя кое о чем просить, я, собственно, затем и пришел». «Ах вот зачем он пришел», — больно кольнуло сердце. Но тут же мои горькие мысли были прерваны. Потому что он вдруг сказал очень мягко и тихо:
— Выходи за меня замуж...

Кира ПОЗДНЯЕВА
(www.realove.ru)

Подготовить к печати Подготовить к печати

Статья: Зорко одно лишь сердце…
Дата публикации: 5 сентября 2012

Автор(ы): Администратор   (сайт автора)
Кол-во статей у автора - 3373
Рубрика статьи: житейские истории

 

Комментарии закрыты

РЕКЛАМА




Создание сайта
mArtMedia