Небольшая повесть, почти рассказ, выделялась чисто литературными достоинствами — напряженным сюжетом, мастерством диалогов, ярким языком. После неё Александр Исаевич Солженицын издал тысячи страниц своих книг. Но первая осталась, по моему мнению, самой яркой кометой. Именно за неё стоило бы присудить Солженицыну Нобелевскую премию. А не за «Архипелаг ГУЛаг», который всё-таки надлежит числить по разряду публицистики, но не художественной литературы (о достоверности устрашающего числа жертв лагерей пусть спорят специалисты).

История публикации «Одного дня» уникальна. Деятели из узкого круга лиц, причастных к ней, оставили свои воспоминания, причем самым заметным было изложение этого эпизода в мемуарах самого Солженицына «Бодался телёнок с дубом». Публикация была возможна только с согласия лидера страны Никиты Хрущёва, и главному редактору «Нового мира» Александру Твардовскому удалось получить благожелательный отзыв первого секретаря и председателя Совмина.

Мне довелось прочитать «Один день» на второй месяц после его выхода. Обстоятельства знакомства со столь непохожим на все другие произведением были незаурядным событием в жизни 12-летнего семиклассника сельской школы. К тому времени у меня был руководитель в области чтения, составивший мне список произведений в основном англоязычных авторов — Хемингуэй, Апдайк, Сэлинджер, Грэм Грин. 25-летний Леонид Степанович Ероховец прибыл работать в нашу Боросвидскую сельскую библиотеку после окончания факультета журналистики Уральского университета. Он носил бороду, чем дезориентировал относительно своего возраста простодушный деревенский контингент вроде моей бабушки Анны Васильевны, классно играл в волейбол и обладал незаурядной физической силой — мог играючи раскидать агрессивную компанию местных парней.
В духовной сфере Леонид Степанович был, как я сейчас понимаю, полноценным детищем хрущёвской оттепели. Он довольно уверенно вёл с молодежью разговоры о смысле жизни в духе высоких идеалов современности. Помню, как незаурядный районный идеолог, будущий мой первый редактор Витольд Александрович Хромов приезжал разо-браться в духовном мире нового боросвидского светила. А однажды в среде деревенской общественности вдруг всерьез стали обсуждать версию насчёт того, что Ероховец не более и не менее как американский шпион, засланный в нашу глубинку с целью оповестить мир, как плохо живёт северное крестьянство.

Соответственно изменился подбор книг и журналов, которые выписывала библиотека. Позднее, в конце 70-х, когда библиотека была переведена с нашей забытой богом Свиди в центр сельсовета, на её чердаке с выбитым окном я обнаружил кучу выброшенных журналов, причем тех, которые находились в центре внимания читающей советской интеллигенции. «Новый мир» с его идейным антиподом «Октябрём» Всеволода Кочетова, «Юность», «Знамя», «Москва»... В стопке номеров последней я увидел журналы за 1966 год и с нетерпением взялся их перелистывать в поисках впервые напечатанного «Мастера и Маргариты». Все номера оказались на месте за исключением десятого и двенадцатого — тех самых, где был напечатан роман Булгакова.

Но вернёмся к «Новому миру» 62-го. Когда библиотекарь протянул мне голубоватую книжку журнала (тогда он выходил ещё в твёрдой обложке), я спросил о содержании повести.
— О лагере. Разумеется, не о пионерском, — был ответ.

Вернувшись в свою деревню, я за вечер при свете керосиновой лампы одолел «Один день». Позже пришлось многократно перечитывать повесть. Кажется, отдельные страницы запомнил наизусть, по памяти могу воспроизвести целые диалоги, которые всегда так удавались Солженицыну. Но от первого впечатления было тяжело на юном сердце. Болела душа за страдания героя, за гнёт несправедливости. При ближайшей встрече я постарался высказать всё это Леониду Степановичу. Он пообещал и впредь подбрасывать подобные произведения, добавив: «Если их будут печатать».
Что ж, лагерная тема на какое-то время получила прописку в советской литературе. Во всяком случае каждый журнал старался выдать что-нибудь соответствующее, хотя уровня Солженицына, самого прошедшего через лагеря, не до-стиг никто. Очень скоро появились произведения с явной контрсолженицынской целью, в которых «Одному дню» противопоставлялись некие казённые ценности, вроде той, когда узники ГУЛага сохраняют верность партии. В доставшихся мне после Ероховца журналах выделялась многостраничная «Повесть о пережитом» Бориса Дьякова, опубликованная в «Октябре». Потом я встречал эти мемуары в книжных вариантах.

В 1964 году «Один день Ивана Денисовича» выдвигался на Ленинскую премию. Получить её Солженицыну помешала, как минимум, отставка Хрущёва, а в ещё большей степени победившая в кругах общественности точка зрения, что ценности «Одного дня» всё же не согласуются с советским образом жизни и мышления. Что, наверное, было всё-таки справедливо. Вскоре повесть Солженицына исчезла с полок библиотек. Для меня, помнится, большим подарком было получить одно из последних, доперестроечных изданий от сестры, которая работала в школе лесного посёлка. Жизнь многих людей нашего поколения была освещена и опалена творчеством Солженицына.

Леонид Степанович Ероховец недолго прожил в наших краях. Помнится, всё собирался в отпуск, в который его по каким-то причинам не отпускал председатель сельсовета. Тогда он уехал без начальственной визы, оставив на двери учреждения культуры объявление: «Библиотека закрыта на переучёт мышей». После чего был уволен.

Грибной осенью 1970 года Леонид Степанович вместе с братом Александром нагрянули в Каргополь, отыскали меня, работавшего тогда корреспондентом районной газеты «Коммунист». Мы провели незабываемый (во всяком случае, для меня) вечер. Расстались, условившись поддерживать отношения в дальнейшем, но увы, как говорится, не сложилось. Дважды я через адресные бюро разыскивал адрес Леонида Степановича — он жил в Ярославле, работал слесарем на заводе. А до встречи дело так и не дошло, хотя город на Волге так хорош и близок от нас. Готовя эти заметки, поискал в интернете данные на фамилию Ероховец. Там сообщается только о брате Александре. Год рождения 1932-й, автор многих книг, изданных в Москве и на родине в Красноярском крае. После кончины в 2001 году удостоен звания Почётного гражданина города Боготола Красноярского края, где выросли братья Ероховцы.

Разумеется, я, как и тысячи, миллионы русских, следил за жизнью и речениями Александра Исаевича Солженицына. Похоже, поражение коммунизма и советской власти в России не стало для него тем долго-жданным итогом, о котором нобелевский лауреат мечтал в вермонтском изгнании. А что осталось нам, грешным? Приехав в Москву вскоре после смерти Солженицына, я отправился на кладбище Донского монастыря, где в скромной могиле покоится его прах. Вымок под проливным осенним дождём, но это было очистительное омовение...

Фото www.900igr.net