В августе 1941-го наша семья — мама, брат и я — была вывезена последней баржей из белорусского города Мозыря Полесской области. Город переходил в руки фашистов. Нас довезли до Чернигова и сказали, чтобы шли сами: дальше передовая. Шли мы в основном ночью: весь день бомбили. В Курске нас настигла немецкая армия, и мы попали в оккупацию. С октября 1941-го по 8 февраля 1943 года мы находились под немцами.

Многое нам пришлось пережить, перестрадать. Мы евреи, и отношение к нам у немцев и полицаев было особенное. Нас арестовывали, сажали в сарай, водили к коменданту, но благодаря Богу или судьбе мы убегали или нас отпускали. Нам помогали люди в городе, сёлах — везде, где мы были всё это время. Бывало, одни нас сдавали, а другие прятали. Нас никто не кормил, не оберегал, выживали как могли. За время оккупации мы прошли всю Курскую область и часть Орловской. В конце лета 1942-го встретили партизан, и мама до января 1943 года выполняла их задания.

После Сталинградской битвы 8 февраля 1943 года немцев прогнали, нас эвакуировали в Курск, где жили спокойно лишь месяц. А потом началась подвальная жизнь — бомбили нас день и ночь. Во время подготовки к Курской битве стоял сплошной гул и огненное зарево. А когда налетали самолёты, начинался кромешный ад, в котором, казалось, невозможно выжить.

Для меня впечатления о войне — с её начала и до 23 августа 1943 года, когда освободили Харьков, — это сплошная бомбёжка, обстрелы, страх под дулом автомата...

И сегодня, когда с начала войны прошло более семидесяти лет, нашему правительству надо бы определить, кто мы — дети войны, дети оккупации или дети фронта. Нас осталось не много, как и фронтовиков. Мы просим депутатов, руководителей области, города обратиться в Госдуму с вопросом об определении статуса нашего поколения фронтовых детей.
Владимир Юзефович ЗАРЕЦКИЙ
(ул. Кирилкина, 7)